Крестик
Posted on 15. Dec, 2011 by bread in Проза
У Серафима в отличие от других монахов была не одна комната, а целых три. Одна из них представляла особый интерес. В ней Серафим собирал свои трофеи и подарки. О каждом предмете он мог рассказывать часами. И вот теперь он сидел здесь вместе с Вано, весело болтающим ногами.
– Так-так, значит, завтра ты отправляешься со стариком Захаряном в горы?
– Да, – ответил Вано гордо, – в долину Геруси. Говорят, люди называют ее Долиной Смерти.
– Из этой долины у меня тоже кое-что есть здесь, в моей каморке. Хочешь посмотреть? – Серафим вынул из ящика стола небольшой предмет. Вано с любопытством взглянул на него. – Вот, посмотри на этот крестик. – Серафим положил ему на колени маленький крестик на простой бечевке, похожий на множество других, какие грузины носят на шее.
– Обычный крестик, – пробормотал с разочарованием Вано, ожидая увидеть нечто необыкновенное.
– Обычный, и все же не совсем обычный, – сказал монах. – Я тебе расскажу историю, связанную с ним. Этот крестик принадлежал замечательному человеку. Это был русский, его звали Иван, так же, как и тебя. Однажды он встретил на своем жизненном пути, где он, кстати говоря, был довольно большим грешником, девушку, по имени Маша. Маша приехала из далекого города. Рассказывали, что ее семья была сослана в эту деревню, родину Ивана, по религиозным мотивам. Их называли штундистами.
Штундистка или не штундистка, а только Иван не думал о Боге и церкви. Он был влюблен в Машу и хотел жениться на ней. Однако при первом же разговоре с ней он заметил, что к ней подойти совсем не просто, Маша говорила ему что-то о воле Божьей, но Иван, как ни старался, не мог понять этого.
«К черту волю Божью! Я тебя люблю и хочу на тебе жениться», – возражал он ей. Но Маша опустила голову, повернулась и ушла. Так повторялось несколько раз. А Машины родители заявили ему, что он неверующий и они не желают его видеть своим зятем. «Но я же христианин, – говорил Иван, – такой же православный, как и все другие». За этим следовало долгое разъяснение таких понятий, как обращение, обновление, новая душа. Однако Ивану все это было непонятно.
Но однажды произошло событие, изменившее его жизнь. Около полудня он возвратился из города домой. Еще при въезде в деревню он заметил в ней странное движение. Все бежали к церкви – впереди маленькие дети, за ними взрослые и даже старики и все кричали: «Велика наша православная вера! Да святится наша мать-церковь!»
«Что там такое случилось? – подумал Иван. – Ведь церковные праздники в этом году уже все прошли». У людей был, однако, совсем не праздничный вид, они выглядели рассерженными и очень взволнованными. Заинтересовавшись, Иван тоже направился к церкви.
Все собрались на площади перед церковью и кричали. Поп в центре толпы с иконой Богоматери в руке, очевидно, мог разъяснить смысл происходящего. Иван протиснулся через бурлящую и орущую массу людей в центр и увидел печальную картину.
Серафим перевернул крестик в своей ладони и Вано увидел, что на нем выгравировано – «Иисус».
– Какую картину? – спросил Вано, которого захватила эта история.
– В кругу людей, перед попом и деревенскими старейшинами стояла вся семья Петровых, в том числе и Маша. Но какой у них был ужасный вид! Кто их так избил? Кто порвал их одежду? Особенно ужасно выглядел Машин отец. Из его рта и носа текла кровь.
«Посмотрите на этих бандитов, – кричал поп. – Эти сектанты подстрекают вас и весь святой русский народ отойти от православия. Они разрушают нашу церковь, нашу веру, наш народ».
«Смерть им, – кричала толпа. – Смерть! К дьяволу их! Туда им и дорога, этим слугам дьявола!»
Круг все более сужался, толпа напирала, она жаждала кроки.
Поп заметил на шее Василия Петрова, отца семейства, вот этот крестик. Он сорвал его, увидел выгравированную надпись и завопил еще громче: «Иисус! Они молятся Иисусу! Смерть им!» Он отбросил крестик в сторону. Иван, который стоял неподалеку, быстро нагнулся и незаметно поднял его.
Между тем два жандарма, получившие, очевидно, приказ отвезти Петровых в тюрьму, попытались успокоить возбужденную толпу и попа, но им это не удалось. Люди бросали камни, плевали, издевались, а некоторые из них пытались подойти и схватить кого-нибудь из Петровых. Однако их жертвы не издавали ни звука. Вся семья – отец Василий, мать Евдокия, Маша, ее младший брат Игорь и младшая сестра Оля,- все стояли, опустив голову.
Вдруг Маша подняла свою темноволосую голову и взглянула в сторону Ивана. Впервые этот взгляд не был холодным. Иван и раньше чувствовал, что он нравится Маше. Теперь же он был уверен в этом. «Она любит меня, но между нами все-таки кто-то стоит, – подумал Иван. – Неужели Он?» Иван посмотрел на невзрачный крестик, который он сжимал в кулаке. И, как бы поняв его вопрос,
Маша кивнула ему. «Кто Он?» – Эта мысль преследовала Ивана.
Но едва он подумал об этом, как один из деревенских старейшин с ужасным ревом бросился в центр круга и опустил тяжелый деревянный брус на голову Василия Петрова. Тот свалился с расколотым черепом.
«Вася! – закричала его жена и бросилась на колени перед неистовствующим мужчиной. – О Иисус, помоги!»
Когда обезумевший человек услышал имя Иисуса, он замахнулся на женщину, стоящую на коленях. Однако тут же свалился сам, получив сильный удар прямо в лицо.
«Вы с ума сошли, вы – звери! – Громовой голос заглушил все крики и стоны. – Кто следующий? Ты? Ты? Или ты, лживый поп?» Богатырь, Иван стоял перед плачущей Евдокией Петровной, приняв позу, заставившую всех замолчать. Его лицо было искажено яростным гневом, и толпа замерла в испуге. «Кто следующий? – крикнул он громко еще раз. – Я раздавлю любого как муху!» Никто не решался двинуться с места, так как все знали, что Иван не шутит. Он славился не только своей силой, но и своей решительностью: кое-кто в деревне не досчитался зубов после драки с Иваном. Как по команде, на площади перед церковью все затихли. Слышно было только, как всхлипывает Евдокия Петровна. Один за другим, люди стали расходиться, первым ушел поп. Когда площадь опустела, Иван обратился к семье, собравшейся вокруг отца: «Надо отнести его к врачу, и как можно скорее». «Нам приказано доставить Василия Петрова в город, к следователю», – объявил подошедший жандарм. «Вы можете не беспокоить себя,- сказала Евдокия Петровна тихо, но с большим самообладанием. – Он мертв, Господь взял его к себе». Маша и ее младшие брат и сестра обняли мать и заплакали.
«Господин урядник, можно его взять в дом?» – Она сказала «дом», имея в виду разоренный свой дом с разломанной мебелью.
«Пожалуйста, нам нечего больше здесь делать», – пробормотал жандарм и пошел вместе со своим напарником вниз, по опустевшей деревенской улице.
«Мама, мы ведь не сможем вернуться в наш дом. Злые люди все поломали там. Зачем они это сделали, мама, зачем?» – Десятилетний Игорь не плакал, но на его детском лице было столько боли, что даже у Ивана слезы навернулись на глаза.
«Игорь, Христос страдал, а умер как преступник. Нам же Он сказал, что мы должны страдать за него. Страдать за него не трудно, это – его наказ», – объяснила мать, гладя его по голове. Тем временем Маша перевязала голову своему мертвому отцу. Лишь только сейчас Евдокия Петровна осознала присутствие Ивана.
«Вы спасли нам жизнь, пусть даже не всем, – произнесла она сквозь слезы.- Я благодарю вас за это».
«Я не знаю, что здесь, собственно говоря, произошло, – сказал Иван. – Я как раз возвращался из города. Но, если ваш дом разорен, то поживите пока у нас». Иван жил один со своей матерью, отец его не вернулся с японской войны. «Дом большой, всем места хватит. – Он умоляюще посмотрел сначала на мать, потом на Машу, потом на детей.
«А если люди и ваш дом разрушат? Вы готовы к этому?» «Если Он этого захочет, то да», – ответил Иван спокойно, еще не совсем понимая смысла своих слов, и указал на крестик. «Папин крестик», – воскликнул Игорь.
«Оставьте его себе, Иван. Пусть это будет подарок от него. Мы, евангельские христиане, не носим крестов. Мой муж носил крест только из любви к своей матери».
Иван как победитель шагал по улице до своего дома на другом конце деревни. На своих сильных руках он нес тело Василия Петрова. Деревенские жители, видя его, скрывались в своих домах и закрывали окна. Они убили человека потому, что он иначе, чем они, верил в Иисуса.
А Иван шел посередине деревенской улицы, высоко подняв голову. Каждый шаг наполнял его решимостью отдать все для того, чтобы понять этого Иисуса. А поняв его, он хотел бы быть на месте Василия Петрова. Крестик обжигал руку как огонь, все померкло в его сознании. Даже мысли о Маше отступили. Остался одни лишь Иисус.
На этом месте Серафим оборвал повествование и замолчал. Вано тоже притих – перед глазами стоял высокий и сильный Иван.
– Я встретился с ним, с Иваном Кочевным, – продолжал Серафим, – в тбилисской тюрьме. Там он рассказал мне эту историю и, кроме того, о том, как он обратился к Иисусу и как он стал проповедником. Его очень скоро арестовали и сослали вместе с женой Машей в Сибирь. Отбыв ссылку, он продолжал свою деятельность. Потом его снова арестовали и привезли в Геруси.
– В Геруси? – повторил Вано, как эхо.
– Да, мой дорогой. Геруси было в царской России крупнейшим местом ссылки для религиозных меньшинств. Здесь, в Геруси, Иван долго не пробыл. Его посадили в тюрьму, где он и умер. Я был в то время молодым пастырем. Хотя мы не обязаны были посещать иноверцев, я часто беседовал с ним. Перед смертью он подарил мне этот крест, – промолвил Серафим и протянул Вано маленький серебряный предмет.
«Может быть, это тот самый крест, который дядя Тигран видел сорок лет назад в пещере в долине Геруси?» – подумал Вано. Но, чтобы не вмешивать дядю Тиграна, не произнес своих мыслей вслух.
– Возьми этот крестик, – сказал Серафим. – Я дарю его тебе, чтобы ты вспоминал о Сыне Божьем, когда попадешь в беду. Для Ивана этот крестик много значил.
– Какой же веры он был? – допытывался Вано.
– Они называли себя евангельскими христианами.
– Евангельскими христианами? Но ведь… – Однако вопросы Вано были прерваны вошедшим без стука Питиримом.
– Вано, пойдем, нам нужно подняться на звонницу.
Крепко сжав крестик в руке, Вано поблагодарил Серафима и вышел вслед за Питиримом из уютной каморки.